Отчеты

Веревки «Аскан»
Туюк-Су (Тянь-Шань)

Айленд пик 2012. Отчет
01.04.2012 - 20.04.2012

Отчет участника восхождения на Айленд пик (апрель 2012 года) с Уральским высокогорным клубом (УВК, Ермачек).
Автор отчета: Чеменев Александр



Началось все с того, что напитавшись, повсюду гремящими новостями о   смене полюсов, великом переходе или конце света, я задумался, а была ли у меня несбыточная мечта. И понял, что я даже не смел мечтать о восхождении на Эверест. Забив в yandex «восхождение на Эверест», я был поражен невероятным объемом предложений. Останавливало только время подготовки и стоимость. На Эверест не успеваю, а вот на трекинг к базовому лагерю и восхождение на Айленд-Пик пожалуй. Почитал про «горняшку» (горная болезнь), о программах подготовки. Главная нагрузка ложится на сердце и сосуды. Сердце тренируется длительными равномерными нагрузками. Сосуды должны быть эластичными и для этого нужно забыть про алкоголь, ходить в баню и практиковать контрастный душ. Я  начал усердно готовиться - ни капли пива, бег на стадионе, ходьба по ступенькам. Я не альпинист, давно в школе с туристическим кружком ходил на Конжак, Денежкин камень и так, по округе. Поэтому с одной стороны, желая восстановить давно потерянные лошадиные качества, а с другой вдохновленный смелой своей мечтой, я просто не мог себя остановить. Я наматывал круги по стадиону. Я насквозь мокрый от пота поднимался, спускался  и снова поднимался по темным ступенькам подъезда, чтоб набрать  300 метров. Когда я сбивался со счета, я добавлял себе круг или подъем, в общем, истязал себя по полной программе. У меня заболели колени. Что делать? Надо тренировать сердечную мышцу, а я еле двигаюсь, бегу и хромаю. Догадался, что на колени оказала действие не типичная нагрузка при беге вниз по ступенькам. Хотел спускаться на лифте, но пожалел соседей и просто снизил нагрузку. Через две недели колени прошли, и я аккуратно восстановил километраж пробежек и метраж ступенек. Кстати, добавляя себе лишние круги, я научился не сбиваться со счета. На каждом двенадцатом этаже или очередном круге всегда найдется знак, соответствующий количеству подъемов, который запоминается лучше, чем сухая цифра. Например, две пивные банки – это два или восемь, крестик в слове из трех букв – это римская десять и так далее. Так не сбиваешься. Еще обратил внимание, что подниматься, вроде бы, должно быть тяжелее, но со второго этажа куда-то проваливаешься и сразу приходишь на двенадцатый. А при спуске приходится бежать через все этажи долгих три минуты и ни куда, даже при желании, провалиться не выходит.  Когда я купил для восхождения пластмассовые ботинки Skarpa и начал их притирку, эвакуационная лестница подъезда просто гудела. Я топал, как робокоп, и вдобавок еще скрипел. Для случайного курильщика ни каких реальных ассоциаций от ритмичного скрипогрохота  двух тяжеленных ботинок, думаю возникнуть не могло. Может поэтому воздух никотином ни кто не отравлял.
Чем ближе была дата моего отъезда, тем крепче в меня вцеплялась работа. Я в панике вскакивал с кровати в четыре утра и разруливал, нарисованную воображением драматическую ситуацию, возникшую после моего отъезда. Наступил такой момент, когда вероятность моей поездки к Эвересту я оценивал меньше десяти процентов. Что делать? Небо, помоги мне. И как помогло! Одно за другим стали происходить фантастические события, которые монтаж из аврала превращали почти  в простой. Дефицит оборотных средств на счете исчезал при первом намеке на него. Все как в «Алхимике». Такое ощущение, что вся вселенная помогает мне придти к моей новоявленной мечте. Это просто чудо наяву. Я безмерно благодарен моей вселенной. Я даже не ожидал, как значима и как сильна поддержка близких друзей. Спасибо. Ощущение присутствия в сказке не покидает меня. Стоит мне только остановить поток мыслей, как изнутри доносятся звуки праздника, музыки и веселья. И чем ближе к отъезду, тем эти звуки все громче и громче.
Я составил список необходимых вещей и все собираю и складываю. Вчера купил пластырь «радость туриста». Спальник покупать не хотел, но мой – синтепоновый, руководителем был обозван «смертью туриста». Придется покупать в Непале пуховый, времени не остается, да и там, говорят, дешевле.



Наступил день отлета.
В аэропорт едва успел. Как собрался, не понимаю. Затолкал по списку вещи в рюкзак и выскочил из квартиры. Еще надо бросить деньги на телефон и поменять рубли. Лишь бы успеть. Без умолку звонит телефон, и летят смс-ки. Звонят люди, не звонившие год, прямо напасть какая-то. Сдал багаж и все, как отрезало – тишина. Вырвался. 
В Московском аэропорту по взгляду, стоящего рядом мужчины понял - это он, мой руководитель (до этого мы общались только по телефону и почте). Седые волосы, широченная улыбка, загорелое лицо, быстрые решительные фразы – это Юра.
- Александр?
- Юра?
- Ха! Здорово! А это Серега – указал он на стоявшего рядом бородача, как две капли воды похожего на Федора Конюхова – а это Татьяна, она с нами не едет, она в Австралию собралась.
Так, предварительно не договариваясь, я встретил Юру. На этом везения не прекратились. На свободное место рядом со мной посадили самую красивую девушку в самолете. Она тонко благоухала  и распространяла вокруг себя ощущение того, что мир прекрасен. Я смотрел в окно на облака и блаженно плыл по небу. Путь до Непала состоял из трех перелетов: Екатеринбург – Москва, Москва – Дели, Дели – Катманду. В Москве к нам присоединились еще участники: два Алексея – по виду больше напоминавшие академиков, чем альпинистов, дама Наташа и Слава из Ванкувера. Объединившись, народ распил несколько бутылок вискаря, образовав островок радости и веселья в общей атмосфере утомленности ожиданием рейса. Тут я не понял, то ли будет легко, то ли не все поднимутся, ведь алкоголь категорически противопоказан перед восхождением.  В Дели я опять летел у окна, а мой сосед заботливо включал и выключал светильник над этим отчетом. Включал, когда я поднимал ручку, и выключал, когда я засыпал. С невероятным удовольствием я пересмотрел «Игры разума» и понял, что за предыдущие пять просмотров я еще не все увидел и понял, особенно о роли женщины в жизни мужчин, да и вообще о роли женщин. Сели в Дели около шести утра. Юра подвел нас к мягким креслам, пожелал хорошего сна и уснул. Облазив половину порта, мы, наконец, нашли работающее кафе, позавтракали и тоже легли спать. Правда, чтоб не упасть, мне пришлось через один подлокотник просунуть  ногу, а под другой засунуть живот. Неудобно, но вроде выспался. В поисках исправной розетки бродил по порту и обнаружил  мягкие лежаки, выставленные перед панорамным остеклением с видом на взлетку. Полежал. Чудесно, но альпинисты, видимо, так не спят – слишком комфортно.
Вечером, в Катманду, разместились в гостинице и пошли на ужин. Улицы здесь отличаются от всего виденного мной ранее своим необычайной кипучестью. Узкие с бесконечным количеством магазинчиков и лавок, освещенные гирляндами и рекламой, где очень плотно и вперемешку двигаются туристы, машины, мотоциклы и рикши на велосипедах. Ужинали на крыше под открытым небом. Свежо и не так шумно, как внизу. Душевно посидели. На обратном пути я потерялся. Слава с академиками загрузились в рикшу, и хохоча и распевая  «…вези меня извозчик по гулкой мостовой» укатили в направлении «сколько за час». Юра с Серегой юркнули в какой-то магазинчик, остальные тоже где-то рассосались, и я остался один. Безуспешно пытался найти гостиницу, долго крутился по незнакомым проулкам и наконец сдался (не хотелось ехать на живом человеке). Заплатил рикше 200 рупий (примерно 80 рублей на наши деньги), дал ему визитку гостиницы и он отвез меня домой.
Слава просыпается по Канадскому времени, ворочается, бродит и не знает чем себя занять. В Катманду еще 3 утра. В шесть просыпаюсь я. Нерешительно потеревшись у безмолвных соседских дверей, решили ни кого не ждать и поехали на гору обезьян  к ступе Своямбу Надхт. Конечно, лучше видеть своими глазами ступени, уходящие круто вверх к золоченой ступе; бесчисленные гирлянды разноцветных флажков с мантрами, тянущиеся среди огромных деревьев на фоне снежных пиков, торчащих на горизонте. Конечно, лучше своими глазами наблюдать за обезьянами, которые приковывают к себе твое внимание и занимают львиную долю памяти в фотоаппарате. Конечно лучше, решайтесь и приезжайте! Пока мы щелкали затворами, одна из обезьян вытащила из бокового кармана Славиного рюкзака бутылку рома. Ром мы купили по указанию Юры для дезинфекции наших желудков. И теперь эта маленькая обезьянка, отбежав на безопасное расстояние, упоенно грызла пластиковую бутылку, закатывая глаза в предвкушении дезинфекции. Откуда ни возьмись выскочили два непальца, которые с гиканьем и свистом принялись гонять обезьяну, пуляя в нее подножные палки и камни. Безуспешно поменяв несколько раз дислокацию, и осознав полную безнадежность уединения, обезьяна бросила бутылку этим психованным неандертальцам и убежала. Охотники протянули Славе три руки: в одной был погрызенный ром, две другие недвусмысленно были развернуты ладошками вверх.
Поднявшись по крутым ступенькам, мы оказались на вершине горы, где нас ожидала центральная ступа с мантрами-крутилками по кругу (я не знаю, как правильно они называются, это такие исписанные мантрами цилиндры, которые все крутят), большим количеством обезьян и не меньшим количеством туристов. Отовсюду звучит музыка «Ом мани падми хом» и создается трудно передаваемое ощущение волшебного умиротворения, а внизу оторвано лежит город, за которым стоят высоченные стены гор. У Непальцев общение с богом происходит довольно обыденно и деловито. От школьников до пожилых людей, все, проходя мимо ступы, кладут в специальные окошечки подношения (чаще всего еду или оранжевые цветочки), шепчут молитву,  мажут на лоб красную точку и бегут дальше по своим делам.
Несколько раз обежав по кругу и переспросив всех увиденных монахов, я понял, что ламу Нгаманга найти не могу. Для него я привез подарки от друзей. Слава тоже потерялся. Что делать?  Опять просьба в небо и опять чудо. В узком коридорчике монастыря появляется монах, которого я еще не встречал. На ломанном английском объясняю, кого ищу, показываю бумажку на которой написано имя ламы.  Монах мотает головой: «Не знаю такого».   Из любопытства подошедший мальчишка в монашеской накидке, смеется, тычет пальцем в монаха и говорит ему:
- Нгаманг – это же ты.
- Нгаманг – это я? – удивляется лама и еще раз внимательно разглядывает бумажку.
- Нгаманг –  он? – спрашиваю я у пацана, не понимая, почему лама не узнает своего имени. А пацан, остановив смех и по-особому проглотив первый слог, произнес имя так, что и я и лама поняли, что Нгаманг - это точно он. Я страшно обрадовался и стал Нгамангу объяснять откуда я и от кого привез подарки. А он, с трудом  веря, что к нему приехал человек с Урала, принимал подарки, что-то бормотал и улыбался. Как-то сразу нашелся Слава. Лама пригласил нас к себе и мы немножко погостили у него. Комната два на три. На полу лежит матрас, в уголке место для молитв, а в противоположном углу  что-то вроде примуса для приготовления пищи, ни какой мебели. Вот и все убранство. Когда мы вышли от ламы, показалось, что и без того удивительное место – гора обезьян стало волшебным. Больше мы со Славой не ходили, мы плавали по тропинкам, растворившись в природе, архитектуре и музыке. Дышали всем этим и не могли надышаться. Уходить не хотелось вообще. Забрели в малюсенькое здание, где обнаружили вход в шамбалу. Прямо на задней стенке расположены две маленькие черные металлические двери, закрытые на висячий замок. На дверях знак Шамбалы – глаза с хвостиком. Представить себе не мог, что вход в мир духовной мудрости вообще существует, и что он будет выглядеть именно так. Уловив мое зависшее состояние, непонятно откуда взявшийся пожилой непалец стал объяснять, что, да – это вход в Шамбалу. Видимо рассказывал и кто туда ходил, и вернулся ли, и почему закрыли вход, и что нужно иметь определенную уверенность в себе для того чтобы пройти, и какими качествами  надо обладать, чтоб туда пройти и вернуться. Слава слушал и понимал, я со своей четверкой по французскому не понимал ни слова, но смысл как-то улавливал. В общем, с этим  дядечкой нам очень повезло. После подробного рассказа о Шамбале он еще позвал нас к себе в мастерскую, где рисует картины. А там еще и про работу с чашами нам много чего рассказал. Славе на каждую чакру подобрал чашу определенного тона и всего его прогудел. Потом для общей гармонизации усадил Славу на стул, ноги поставил в одну чашу, на голову одел другую и на каждую руку поставил еще по одной. Смотрелось это конечно комично, и мы не могли сдержать смех, но когда наш друг ударил и оживил все чаши, Слава преобразился. Глаза закрылись, спина выпрямилась, лицо стало блаженным. 
Пора в отель. Переполненные впечатлениями мы спустились и сели в такси к каким-то двум пацанятам. Эти хитрые морды высадили нас, сообщив, что наш отель за углом, хохотнули нам в след и уехали. А мы – два простофили, до сих пор находившиеся в эйфории от горы обезьян, зайдя за угол, отеля естественно не обнаружили. Стоим, крутим головами, пытаясь найти какие-нибудь намеки на нужное направление. С одной стороны смешно, с другой совершенно непонятно куда идти. Тут появляется загадочный старичок, смотрит на нас издали, кивает головой, приглашая за собой, и направляется в один из проулков. Мы за ним. Следующая развилка. Он снова, как бы невзначай оборачивается, делая нам знак, и мы вновь сворачиваем за ним. И так на протяжении всего пути, пока не вышли к отелю. Загадочный старичок молча взял пятьдесят рупий, чуть поклонился и исчез. Что это было, до сих пор не понимаю. 
Обедали в Як Йетти. Меню, как везде, но цены подешевле. Ужинать договорились там же. После обеда докупали недостающую одежду и снаряжение. Цены действительно раза в два дешевле наших.
Я стал подозрительно часто теряться. Вначале потерял всех перед ужином. В Як Йетти тоже ни кого не было. Потом, только встретив своих на улице, заболтался с продавцом камней и снова всех потерял. Складывается подозрительная тенденция.

В Луклу летели на маленьком самолетике на десять – двенадцать человек. Все необычно: открытая кабина с множеством приборов  и тумблеров; пилот в джинсах, здоровенных черных очках, как у Сильвестра Сталлоне и спичкой в зубах; да, еще непонятно зачем нужная стюардесса, которая, как и полагается в форме и с соответствующей фигурой, согнувшись в три погибели, протискивалась между кресел и раздавала леденцы. Здорово лететь между громадных вершин, огибая их одну за другой, плавно качая крыльями. Прямо на крутом склоне располагается Лукла. Заход на посадку. Ультракороткая наклонная взлетно-посадочная полоса, кое-как разместившаяся на склоне, с одной стороны она ограничена пропастью ущелья, а с другой взмывающим вверх склоном. Приземление. (Наклон полосы позволяет самолету при посадке быстрее затормозить, а при взлете быстрее разогнаться и нырнуть с полосы в небо). У полосы толпятся шерпы -  смуглые, ростом с детей. Распределяют между собой баулы и уносят их. Соотношение груз - шерпа конечно невообразимое. Здесь сделаю поправку. Шерпами я по незнанию назваю носильщиков, а это далеко не одно и тоже. Шерпа – это высшее и очень уважаемое звание, и очень немногие носильщики когда-нибудь смогут ими стать. Шерпа – это следующий уровень после гида -  это профессиональный восходитель, сочетающий в себе функции гида и носильщика. Оставлю пока тонкости иерархии. Вокруг виды, трудно поддающиеся описанию. Невероятно масштабные, крутые, зеленые склоны  двух хребтов, упираясь в синее небо, уходят вдаль. Там вдали торчит острый белоснежный пик. Ну и ну, только за эти невероятные красоты стоит сюда попасть хоть раз в жизни.
С рюкзаками мы дошли до отеля, где перегрузили часть вещей на яков и пообедали. Выход назначили на 13-30. Воспользовавшись паузой я побежал искать симку. Местный колорит удивителен. Маленькие шерпы с огромными баулами, детки, беззаботно гоняющие мяч, развалившиеся здоровенные яки и горы, горы, горы.
Я опять потерялся. В 13-15 на веранде отеля уже ни кого не было. Я пробежался по улицам и вернулся к назначенному пункту отправления в 13-25 – ни кого. По телефону выяснил, что группа уже на тропе. Пошел догонять. Сначала расстроился и испугался, а потом даже обрадовался. На выходе из Луклы нашел симку. Правда купил я ее не без приключений. Девушка – непалка сперва попросила копию паспорта. У меня ее нет. Позвонили боссу, по очереди поговорили с ним по телефону. Я мало что понял, но девушка после этого любезно согласилась взять у меня фотографию. Когда выяснилось, что и фотографии у меня нет, у меня сняли отпечатки пальцев и выдали симку.
 Так замечательно одному топать среди этой ни на что не похожей природы. Петляющая, среди зелени рододендронов, каменная тропа то и дело открывает взору очередной пейзажный шедевр. Фотографирую без остановки. Время от времени на тропе встречаются здоровенные камни, полностью исписанные, высеченными на них письменами. Это камни, желающие путнику успеха, их нужно обходить с левой стороны по часовой стрелке. Как только солнышко скрылось за горой, стало прохладно, скоро вечер. Нашелся я также неожиданно, как и потерялся. Проходя по деревушке Phakding, я увидел на веранде гостевого дома развалившегося на стуле Славу. Он весело махал рукой:
- Давай сюда! Номер я нам уже занял.
Вечером холодно. Натянул пуховик,  а согреться не могу. Очень хорошо, что я купил этот пуховый спальник на -40С. Залез в него и сразу же согрелся. Дом холодный, печка только в обеденном зале. Слава сказал, что дальше будет еще холоднее.



Утро. Настроение прекрасное. Впереди меня снова ждет умопомрачительной красоты тропа. На завтраке, правда, я немного оконфузился. С вечера мы записывали в тетрадку повара заказ на утро. Я записал какие-то яйца, не разобрал, что там на английском было приписано. Мне принесли яичницу и я ее быстренько приговорил.  Хорошая,  вкусная была яичница. Запил густым сладким какао и разомлел. Чуть позже остальных на завтрак пришла Дама Наталья, получила скрамбле и оскорбившись увиденным зрелищем, обиженно пшикнула и убежала. Скрамбле, как выяснилось,  предназначался мне, а эта замечательная яичница ей. Как я не извинялся, прощения, похоже, не получил. Вышел во двор и стал подыгрывать хозяйскому пацаненку. Ему может года четыре, маленький, смуглый, чумазыыый, под носом сопля зеленая, а рот до ушей и глаза горят. Спрячется за стул – я отвернусь, потом выглянет, я его взглядом поймаю – он и хохочет. Тут же на дороге наши яки стоят, на двор не заходят, здесь столы, стулья для отдыха. По дороге мимо пошли яки груженые, и наших стали теснить. Один и полез во двор. Я только подумал, что пацана надо в сторону оттащить, а он закосолапил  яку навстречу, изобразил строгость на лице, ухватился за рог и давай яка  гнать. Я-то побаиваюсь яков, уж больно они здоровые и рога у них острые, а этот карапуз просто воплощение доблести и отваги.
Тропа идет по склону ущелья. На более-менее пологих участках втискиваются небольшие поселения. Выглянуло солнышко и нагреваемые им крыши домов обильно запарили. Иду. Радость меня переполняет, улыбка не сходит с лица. Хочется, чтобы все вокруг улыбались, чтобы все вокруг восторгались этой земной неземной красотой. Всем встречным я радостно кричу: «намастэ!», но далеко не все в ответ улыбаются.  Сопоставляя усталые изможденные лица встречных путников и свою кипучую радость и неудержимую любовь, я вдруг понял Данко, который вырвал свое сердце. В школе ни как в толк не мог взять, зачем сердце свое вырывать. А здесь стало ясно. Находясь в таком возвышенном состоянии, когда ты просто пылаешь, совершенно невозможно смотреть на унылых людей. Хочется им помочь, растолкать их, зажечь, поделиться с ними своей кипучестью, хочется, чтобы они могли также радоваться, восторгаться, любить и гореть. 
Другие сложные для осмысления темы тоже стали проясняться, причем без всяких запросов с моей стороны. Просто раз, и тема стала ясна. Вдруг, доходчиво смог объяснить себе существование и  связь высших и низших миров. Я воспринимаю материальный мир через  зрение, слух, тактильные ощущения. А весь остальной мир, включая самого себя: свою энергетику, свое световое тело, даже свое высшее Я - не могу,  хотя все это есть.  Творчество, искусство, так поощряемые богами древности, красота и любовь развивают в человеке новые качества восприятия мира, и человек поднимается и открывает для себя новый мир. Я сто раз слышал выражение: «Бог – есть любовь» и не мог его впитать, не мог его прочувствовать. Мозгом перекладывал и так и этак, а смысл не доходил.  А сейчас эта великолепие природы просто взорвало меня, я люблю всё и вся, и это выражение стало очевидно и естественно – это и ключ, и объяснение.  В этом состоянии у меня открывается новый способ восприятия мира, я вижу и понимаю то,  чего до этого не мог. Развивая в себе способность любить, и даже больше – жить в любви мы тем самым можем развить в себе новую способность восприятия мира, новые чувства, новые качества. Сразу, постепенно или на время не важно. Важно, что ясен путь. 
Не только духовные открытия меня посетили. Также выучил новое числительное. Смотрю, крестьянин колотит высушенные листья. Можно, говорю, вас сфотографировать. Так, из вежливости спросил. А он буркнул one, какое-то слово и рупий в конце. Думаю, один рупий попросил. Что ж, ладно. Сфотографировал его и подаю пятерочку. А он завозмущался, кричит, руками машет. Ну и жадюга, неужели тебе десть рупий надо за ничего неделание. Нет, one hundred, one hundred, one hundred… Так я выучил слово «сто». Это приключение немного сбило мою всеобъемлющую любовь, но может и к лучшему, а то я улыбаюсь не переставая.
Маршрут проходит  по ущелью. С одной стороны, как правило, нависает скала и всякая растительность. Внизу вьется шумная  голубая река.  А с другой стороны зеленый крутющий склон, на котором неожиданно оказывается маленький, разноцветный, почти игрушечный домик с тянущимися к нему гирляндами цветастых флажков. Это домик для молитв. Как до него можно добраться не понимаю. Но, думаю, кому надо дорогу найдет. Дальше высится снежный, суровый пик с зацепившимся за верхушку облаком. Тропа в сложных местах вымощена или рубленным или обычным камнем, на спусках и подъемах сделаны ступени. Только по этой тропе можно добраться до горных деревень и только по ней доставляются и еда, и одежда, и все остальное, включая строительные материалы. По ней идут и туристы, и носильщики, и яки, поэтому тропа должна быть в рабочем состоянии. Первую треть шел без палочек, потом взял одну. Завершающую треть дневного перехода шел уже с двумя палочками. И чем дальше, тем больше было подъемов, и становились они все круче и продолжительнее. Я тяжело дышал и медленно переставлял палки и ноги. Шел по ритму сердца, стараясь поддерживать его на одном уровне. Состояние на подъеме получается немного коматозное, из действительности выключаешься. Встретив на тропе две двери, я даже ни сколько не удивился. Справа скала, слева обрыв, впереди двери. Подумал, почему две, тропа-то одна. Надо ли стучаться и какую открывать? Пока думал, двери встали и пошли. А понятно, это  портеры.
Поднялись до Namche Bazar (3440м). Юра заселил нас в отличную гостиницу. В обеденном зале тепло, можно сидеть без пуховика. За триста рупий можно принять теплый душ, в общем славно. Здесь мы докупили недостающую снарягу. После многократных торгов с продавцами, начал думать на английском языке, конечно в рамках скромного словесного запаса.



Слава снова встал часов в пять. Я ворочался до шести. Что делать? Пообщались на разные философские и духовные темы и пошли будить персонал. Взяли термос чая. Встретили восход. Сперва оранжевым цветом засветилась остроконечная белая вершина, а затем набрала цвет и вся долина города Намче Базар. Городок незабываемый. Он не искал себе равнину. Он вырос прямо на склоне, свернутом полукольцом. Очень похоже на амфитеатр, только вместо второго полукольца – ущелье и почти вертикальная каменная стена, взмывающая вверх, и заканчивающаяся угловатой белой шапочкой. Грандиозно.
Сегодня идем без яков и украинцев. Они, украинцы, на день остаются в Лукле для акклиматизации, а яки с ними. Я спокоен, вчера я докупил все недостающее снаряжение. Я купил б/у  жумар, б/у кошки, и пуховый жилет, теперь можно спокойно топать дальше. 
Через некоторое время нам открылся вид на Ама-Даблам, Лходзе и Эверест. С их появлением наша со Славой скорость резко упала. Эти красавцы открывались перед нами в новых и новых красках и сюжетах. И мы снимали и снимали. Мы похожи на  биатлонистов. Также, отстав от основной группы, мы чесали, махая палками, насколько хватало сердца, чтобы сократить отставание. Добежав до очередной мишени, доставали фотики, настраивали, щелкали и бежали дальше, на ходу пакуя аппаратуру.
Вторая треть дневного перехода резко двинула вверх, и на встречные приветствия,  я мог только улыбаться и шевелить губами в ответ: «Намастэ». Подъем внезапно завершился воротами. Не подумайте, ни каких заборов здесь нет, только ворота, и какие. Понятно, что внутри стоят крутилки с мантрами, но кроме этого все стены разрисованы божествами, а на потолке огромная мандала. Если это приятно местным богам, то мне не трудно, я с радостью кручу все крутилки, звоню в колокольчики  и  обхожу по кругу с левой стороны все исписанные камни. Я приветствую Вас, боги и духи гор и благодарю за эту красоту. Забавно,  при этом, начинает звучать эта волшебная музыка «Ом мани падми хом» и становится еще радостнее. Я не устану повторять, такого детского искреннего восторга и ощущения счастья я не испытывал во взрослой жизни ни разу.
За воротами кусочек ровной земли и на нем приземистый монастырь Тengboche (3860м), а справа в дырке облаков на фоне синего кусочка неба вершина Лходзе. Место тихое, очень спокойное, лучшего для монастыря и не найти. Рядом с монастырем гостевые домики и даже кафе, где пекут настоящие булочки и торты. Очень экзотично для этих мест. Булочку я еле сжевал, термоса в пол-литра не хватило, хотелось пить, пить и пить. Время 15-30. Юра отпустил нас на полчаса погулять, до 18-00 мы должны быть в Pangboche, потом стемнеет. Пошел в монастырь. Встал около кучи каменных табличек с молитвами, и как прилип. Стоял двадцать минут, не понимал, что держит. Все они такие старые и так их много, кто же их тесал. В монастыре в 16-00 начинается служба, это нельзя пропустить, пришлось отпроситься у Юры. Похоже, он уже привык, что меня носит, как-то отдельно от всех, сказал название лоджа и показал по какой тропе идти. 
В большом зале справа и слева стоят два ряда больших широких скамей – это для монахов. В противоположном от входа торце зала сидит Лама, а за ним большая фигура  Будды . За скамейками места для посетителей. Свободного места почти нет. Монахи пьют чай, молятся, читают мантры, стучат в бубны, трубят в свои длинные трубы, и время от времени бьют в здоровенный, больше полутора метров в диаметре, висящий барабан. Закрыв глаза, я медленно уплыл в сказочные дворцы. Я шагал вверх по полукруглой, невесомо плывущей  в пространстве лестнице к острым, изящным башням, которые гармонично и естественно продолжали высоченные скалы. Эта лестница обходила и монахов и ламу, они были здесь же, только чуть в стороне. Над ними в воздухе висел образ королевы или богини, большой, величественной и доброй, в длинном зеленом одеянии. Она приглашала двигаться дальше в этот волшебный дворец. Так далеко ни в одной из медитаций я не заходил. Я видел или ощущал, как расширяется пространство за этой лестницей, как многомерен, как интересен, как сложен и притягателен мир этого дворца. Он уже светился, каким-то зеленым теплым цветом, он уже меня звал, он уже меня втягивал. Я лишь прикоснулся к этому миру, прикоснулся ощущением и понял, что войдя, могу потерять связь с реальностью. Я остановился. В этот момент через центр зала хлынул поток белого огня с светло-зелеными всполохами. Он аж гудел. Этот энергетический поток зацепил и меня. Позвоночник вытянулся в струну, дыхание перехватило, такая мощь, шевельнутся не возможно. Вот это да!
Вышел из монастыря. Смеркается. Накинул рюкзак, взял палочки и побежал в Пангбоче. Как ни торопился, посветлу не успел.  Через час стемнело, так что тропу можно было едва разобрать. Но во мне уже укоренилось убеждение, что приключения, однозначно к лучшему и что чудеса меня не оставят. Вы удивитесь, но в каждый критический момент появлялся шерпа, крестьянин или просто какая-нибудь подсказка. Я не встретил ни одного человека до развилки, но там где расходилась тропа, мне на встречу вышел человек и указал, куда идти. Тропу я впоследствии потерял, но к Пангбоче вышел. Иду по темному поселку и думаю, как же мне найти лодж  Гималаи, фонарик-то остался в большом рюкзаке на яке, а тут хоть глаз выколи - ни чего не видно. И снова чудо. Выходит из дома крестьянин, что-то по-своему говорит, потом берет дома фонарь и доводит меня прямо до отеля. А там вход так хитро устроен, сам бы я точно не нашел.
Лодж Гималаи имеет теплый зал с буржуйкой посередине, столы со скамейками стоят вдоль стен буквой «П». Наши уже сидят,  под эгидой профилактической борьбы с кишечными заболеваниями потихонечку дринькают ром и ждут ужин. Молодой парнишка из местных включил динамичный музон и принялся зазывать всех на танцы. Основной состав нашей компании возрастом около пятидесяти лет покуражился, покуражился да так и остался за столом. От рядом сидящей пары из Колорадо вышла девушка, от нас вышел Тимофей - высокий, молодой врач и Алла – красивая, стройная, высокая молодая женщина с чуточку печальными глазами. Появился молодой монах в бордовой рясе до пола. Танцпол ожил. Девушки двигаются мягко и изящно, так, как умеют только они. Тимофей раздухорившись,  стал выделывать такие коленца своими метровыми ножищами, что я решил ретироваться. Две «железные метлы» в его исполнении чуть меня не снесли. Тяжелые ботинки Тимофея топотали по дощатому полу, столы тряслись, окна веранды дрожали, ноги наблюдающих, непроизвольно отбивали ритм. Звездой танцпола, вне всякого сомнения (да простят меня прекрасные дамы), был монах. Он двигался почти профессионально. В такт музыке все его части тела, от головы до ног, казалось бы, вели свою отдельную линию. В нужный момент он все приводил в гармонию, а потом снова распускал в своеобразный хаос. Он танцевал преимущественно с Аллой, и движения его близко не были целомудренны. Когда он высунул язык до подбородка, мне захотелось протереть глаза. Ни когда еще я не видел таких веселых монахов. И ни когда до этого я не участвовал в дэнсе на высоте 3800 метров.
Здесь значительно холоднее. Ночью, похоже, был минус – окна заиндевели, кран замерз. Опять со Славой проснулись около шести утра. Славе не спится, а мне все вокруг интересно, я еще во сне начинаю восхождение. Все еще спят, включая персонал. Дверь из спального домика на веранду в кают-компанию закрыта. Пошарошились немного (Word на заводе не работал и не знает этого слова. Шарошка – это фреза, шарошить – медленно скрестись). Проснулась местная девчушка и через окно своей спальни, дернув какой-то крючок, открыла  нам дверь на веранду. Зашли, дубак страшный, вчерашним уютом и теплом не пахнет. Хотели печку растопить, не смогли найти дров. Взяли фотоаппараты и полезли фотографировать восход. Особо интересных сюжетов не нашли. При попытке сделать портретный снимок, Слава внимательно изучил мое лицо и резонно заметил, что наш замерший облик к подобным занятиям не располагает. Замерзли до ломоты и полезли вниз. Ворон, сидевший на тропинке, при моем появлении не то чтобы не полетел, даже не подумал подвинуться. Когда я подошел вплотную, он потянулся ко мне клювом, и обнюхал на предмет моей готовности к употреблению.  А внизу уже проснулась хозяйка и принялась растапливать буржуйку. Деревьев на этой высоте уже нет и печки топят какашками яков. Их лепят на солнечной стороне булыжного забора, по высыханию они отваливаются. Их складывают в сооружения, аналогом которых  у нас являются  поленницы, а как они называются в Непале, я не стал спрашивать. 
Сегодня мы идем к подножию Ама-Даблам в базовый лагерь на 4500 и обратно. С восходом солнца снова становится тепло, можно остаться в одной флиске. Когда тропа рванула вверх, я понял, что наша немолодая команда, не смотря на внешние не впечатляющие данные, подготовлена очень хорошо. Академики поднимаются без палочек, даже ром им не помеха. А палочки помогают очень и очень. Спасибо подъездным ступенькам – ноги тащат меня без сбоев. Через три с половиной часа дошли до базового лагеря. Лагерь представляет собой сборище разноцветных палаток. А над ним вертикально вверх взмывает одна из самых красивых вершин в окрестностях Эвереста -  Ама-Даблам (6814м). По данным Википедии: «Ама» — означает мать или бабушка, а «даблам» — специальная подвеска, в которой старые женщины-шерпы носят драгоценные вещи. На горе есть висячий ледник, который напоминает даблам, а расходящиеся в стороны гребни горы представляются как материнские руки, разведенные для объятия.
Юра показал, как штурмуют эту вершину: поднимаются по правому гребню, а затем в лоб. Лоб, я Вам скажу, высокий, вертикальный и ледяной. Понятно, что туда люди залазят, но как, я представить себе не могу.
Все как-то быстро убежали вниз, а мне было интересно посидеть, поглядеть, помедитировать немножко. Обратно я шел опять один. Вниз спускаться сплошное наслаждение. Идти легко, есть возможность оторвать взгляд от тропы, не высчитывая куда поставить ногу, и  восхищаться суровой грациозностью рубленых вершин. Травка, камушки наполняют детской радостью, так бы где-нибудь и прилег, уставившись в небо. Но небо начинает затягиваться тяжелыми темными тучами – надо скорее возвращаться, пока снова не стемнело. У реки, перед висячим мостом, встретил бодрую непальскую бабулю с плетеной корзиной на спине. Сфотографировал ее, дал десять рупий, радости её не было предела.  Правда со снимка она загадочным образом исчезла.
В кают-компании выпил литр горячей воды с лимоном. Навалилась усталость, спать охота, аж глаза слипаются. Надо как-то дотянуть до девяти, а то снова придется со Славой шарошиться темным, ледяным утром. 
Ночью спать не мог, то бросало в жар, то мерз до стука зубов. Наконец-то настало утро можно выпить hot water. Похоже, я заболел. Ноги еле передвигаются. После каши и горячего питья стало полегче. Сегодня идем в поселок Dingboche на 4400. Шагаю, как инвалид, независимо от уклона: шаги мелкие, ноги переставляю медленно, глаза не поднимаются. На встречные приветствия могу только улыбаться, горло скрипит, слова сказать не могу. Состояние полуобморочное, тело само по себе, сознание то приходит, то уходит. Кое-как дошел до лоджии, переоделся и залез в спальник. Наши все убежали  на соседнюю вершину местного масштаба, в лодже ни кого. К вечеру подтянулись украинцы, которые поднимаются медленнее, спустились наши. С украинцами подошли яки, а с яками ром. Началась очередная профилактика. Началась она с рома, заканчивалась украинским спиртом. Восходители орали песни, топали в такт ногами, в общем, гудели в прямом смысле этого слова, не смотря на высоту. Я перед подготовкой к этому треку три месяца режимил, истязал себя тренировками. И что? «Старички» пьют каждый день, а я валяюсь с температурой. Я не завидую, я восхищаюсь, когда они умудряются  с утра, перед маршем на 5000 опохмелиться баночкой пива.  
Началась очередная  ужасная ночь. Болеть в спальном мешке – то еще приключение. После того, как футболка насквозь промокла от пота, согреться я уже не мог. В комнате ночью холод собачий. Только в пуховике можно чувствовать себя более-менее комфортно, а мне нужно переодеваться. После смены футболки меня стало так трясти, что подомной заходил лежак. Я сперва затянул кулиску спальника на лице, оставив небольшое отверстие для дыхания, а потом, изнутри затянул кулиску на шее. Заснул. И угораздило меня во сне перевернуться. Рот с носом потеряли  дырочку для дыхания, и я стал задыхаться. Кручу головой – нет дырочки. Руки рефлекторно ринулись к лицу, скорее, скорее нащупать выход и расширить его, но выше плеч подняться не смогли. Кулиска на шее надежно блокировала и выход тепла и выход рук. Конец ее тоже где-то запутался и потерялся. Про задохнувшихся в спальниках альпинистов ранее не слышал, значит, шансы есть. Надо искать конец грудной кулиски. Когда я выбрался и сделал первый жадный вдох, в голове возник риторический вопрос: что,  спать в спальнике, тоже надо было учиться?



Утро. Меня осмотрели и отправили вниз, лечиться. Я уговорил Юру оставить мой рюкзак на яке, чтобы был шанс вернуться в строй. Чувствую я себя лучше, чем вчера, но Юра сказал, что восхождение с температурой чревато воспалением легких и леталкой, случай такой был. Слава постарался успокоить меня. Сказал, что горы ни куда не денутся и надо уметь мириться с обстоятельствами. Все верно, но как обидно, хоть кричи. Место, какое-то не хорошее. Вместе со мной срубило четырех украинцев и девушку из Москвы, кто простыл, у кого горняшка. Шагаю вниз в полном расстройстве. Становятся понятными невеселые лица встреченных ранее людей – это лица тех, у которых что-то пошло не так. Они не стали победителями, они побежденные, и не важно чем, собственной слабостью или обстоятельствами. Они спускаются вниз, чтобы улететь домой, чтобы дома избегать разговоров о несложившейся поездке, чтобы вновь строить планы на будущее с возвращением в Непал или нет. 
Кто встречается на треке? Львиная доля иностранцев в возрасте до пятидесяти лет. Европейцы ходят парами, японцы – дисциплинированными паровозиками по пять – десть человек. Идут медленно, ни кто ни кого не обгоняет и все идут по ритму первого - самого слабого. Остановишься одного пропустить (всех-то сразу бывает не видно) и медленно киваешь всем по очереди. Каждый сочтет необходимым притормозить перед тобой и поблагодарить легким поклоном. Сдержаться не возможно, губы сами растягиваются в улыбке.
Спустился в лес, под монастырь ТенгБоче. Юра посоветовал, они здесь обычно восстанавливаются после восхождения на Эверест. Здесь много рододендронов и хороший воздух. Мне тоже надо здоровье  поправить, буду лечиться. Сел в обеденном зале и дую кипяточек из термоса. К вечеру, пустой до этого lodge (так называются здесь гостевые домики) заполнился.  Европейцев – человек десять и японцев – человек пятнадцать. Расселись вокруг столов, и как давай чихать, кашлять и сморкаться.  Нет, так-то мне точно здесь не выздороветь, скорее наоборот. Попробовал  лук репчатый заказать, но объяснить не смог. Нарисовал в тетрадке, показал слезы из глаз, назвал Чипполино – не помогло, хозяйка угадывала только морковку или чеснок. А, ладно тащите ваш garlic. Тарелка похлёбки, тарелка чеснока. Понимаю, господа иностранцы, запах не из приятных, но что поделаешь раз вы чишите без остановки. Стал наблюдать за японцами. Поразительное дело, прошло три часа, а ни кто не ест. О, наконец-то им принесли пятнадцать одинаковых кружек горячей воды. Потом выдали пятнадцать чашек одинакового супа, потом пятнадцать влажных салфеток. Все, как в детском садике. Делать нечего. Если сейчас уснуть, то с 5 до 8 утра придется ворочаться в холоднющем номере. Буржуйку наполнят навозом и зажгут не раньше восьми. За японским столом первое различие: мужчинам дали чай, женщинам какао. Какое дежавю. Я все это уже видел во сне: и непонятный торг в непонятной лавке за непонятную вещь (это я жумар выторговывал), и этих японцев с одинаковыми тарелками, и свое беспокойство: смогу поправиться или нет, сохранился шанс на восхождение или нет. Неужели еще до вылета в Непал я уже был обречен заболеть?
После ужина зашел в туалет. Стук в дверь. Говорю: пять минут, пожалуйста. Снова стук. Ну ладно, раз так горит: окей, одну минуту. Стук. А понял, это забавные  японцы сигнализируют о своем присутствии, и повторяют периодически, чтоб о них не забыли. Тук-тук, тук-тук, тук-тук.
Можно было бы болеть, если бы не эти ночи. Насморк не позволяет в спальнике дышать, вокруг дубак – нос не высунуть. В общем не сон, а сплошное мучение. Наступление утра оповещается раскатистой колкой льда в туалете и японскими тук-туками. Воздух в комнате становится менее холодным, мгновенно на спальник выпадает конденсат. На окне изморозь, как у нас зимой в трамвае, ногтем не отскребешь.



Честно говоря, думал, что этот отчет закончится вчерашней записью, но начался новый день, и начались новые приключения. Дождавшись появления солнышка, вылез на завтрак. Стало ясно, что при такой ночной холодрыге и поголовно чихающих, спускающихся трекеров, здесь мне на поправиться. Решил спускаться дальше в Намче Базар. Там, надеюсь, куплю лекарство от горла и собью температуру. Дотопал до монастыря. Посидел на солнышке, пощелкал пейзажи, и решил где-нибудь здесь пристроить кристалл. Это просьба моих близких  друзей, а о цели, в рамках этого отчета, я умолчу. Пообещал, надо делать, а лучшего места вряд ли можно найти. Стал я присматриваться, куда его определить, и место вроде нашел, да замешкался. Взгляд неожиданно зацепился за флажки, лентой уходящие в гору. Присмотрелся и заметил на склоне небольшую ступу. «Хорошенько подумай, ступая на новую тропу, потому что неизвестно, куда она тебя приведет» - интерпретировал мой внутренний голос высказывание Толкиена. Какой он у меня хороший (голос), хоть бы раз ошибся. А я ему в ответ: «Известно куда. Вон ступа на склоне». И ноги послушно зашагали вверх по узенькой тропинке. Добравшись до ступы, я обнаружил, что она первая в череде многих других,  уходящих по гребню далеко вверх. «Я об этом и говорил» - сказал внутренний голос. «Надо идти» - сказал я. Айленд-пик под вопросом, хоть кристалл качественно установлю. Так и пошел. А какие открываются прекрасные виды, по мере подъема. Вот уже монастырь стал, как игрушечный. Вот замечательный вид на ущелье с рекой, тропой, поселками и белым острозубым хребтом на заднем плане. Так я лез наверх, позабыв про хворь. Местами стал появляться лед. Кроссовки у меня обычные. Надо быть аккуратнее, что ни говори, а  поскользнувшись, скоро не остановишься, склон крутоват. А тропа резкими зигзагами все стремится вверх. К двум часам дня поднялся на первую вершину, с которой открывается потрясающий вид на соседний хребет. Подошел к краю, дух захватывает. Под ногами бездонное ущелье, за ним очень близко, вертикально вверх резко рвется  снежно-каменная стена. Ни каких плавных линий, сплошное стремление. Стою на краю – букашка букашкой, а грудь наполняется восторгом и силой, появляется ощущение крыльев и полета.  В аналогичной ситуации бордер бы сиганул вниз (при наличии снега конечно) и захлебнулся бы восторгом, а турист или альпинист смиренно вынужден ползти вниз ножками. На соседнюю вершину, чуть повыше моей, я идти не решился, за него зацепилась большая черная туча, время от времени, касаясь меня своей клубящейся холодной серостью.  Жутковато, не доброе дыхание этой тучи ощущается нутром. Только что, в двухста метрах соседний горбик был виден, а сейчас уже нет. Погода  портится, надо торопиться. Исполнив план, я поспешил вниз. Очень своевременно. Через несколько минут, оглянувшись назад, я уже ни чего, кроме темной клубящейся тучи не увидел. Времени отняла моя вылазка довольно много, к моменту спуска к монастырю было 15-30. Мой заботливый внутренний голос предложил переночевать у храма. Что делать? Я ведь хотел сегодня быть в Намче и покупать лекарства. Не ночевать же снова здесь. Надо идти, часа за два – два с половиной дойду. Пошел, а точнее побежал. Тропа до реки идет под горку, да и темнота мне не помощник, надо торопиться. Но до темноты не успел. Последние час – полтора шел в полнейшей темноте. Эта темная традиция дала несколько откровений. Я подумал, что именно такие одиночные заходы дают прекрасную возможность  по-дружески поболтать со своим внутренним голосом. В быту, на работе, даже на отдыхе как-то не получается. А здесь – пожалуйста. Мы весело поржали над нескончаемыми приключениями и похождениями, постоянное присутствие которых, является почти именной нашей чертой характера (сейчас-то я вообще должен лежать и лечиться). Поржали над тем, что я опять не вытащил фонарик из большого рюкзака, который остался в Дингбоче. Ну и порадовались, что даже такой, казалось бы, безнадежно серый и унылый день превратился в день ярких эмоций и приключений. 
После висячего моста тропа начинает бесконечные виражи вверх, и каждый следующий поворот лишь открывает новые ступеньки. Тяжело. Вначале ждал, когда кончиться подъем и начнется спуск или хотя бы просто пологий участок. Надоело. Выскочка – мысль, допускающая подобное – высмеивается мной, этот подъем будет бесконечно долгим. Нужно просто переставлять ноги и ни о чем не думать. На встречу попались школьники, беззаботно скачущие домой после уроков. Их сопровождают трое вооруженных солдат, действительно уже плотные сумерки. Один пацанёнок немного отстал, его бумажный самолет улетел, и он  ползал за ним в лес. Пыхтя, выкарабкавшись на тропу, весь в пыли и прилипших листьях, он уставился на меня, и очень сочувственно изрек:
- How are you? 
Я остолбенел. Мне откровенно было хреново. Но настолько не хотелось, чтобы эта беззаботная радость в глазах мальчишки хоть немного померкла, что я собрался, подтянувшись, улыбнулся, и насколько это было возможным, весело ответил:
- Splendid!
Сил вдруг прибавилось. Опять чудо?  А что себя останавливать рамками типа «чудес не бывает». Пусть лучше будут. Чудо? Да. 
Наконец-то вышел на пологий участок. Тропа принялась петлять в горизонтальной плоскости, повторяя черты ущелья, никак не открывая огней Намче. Темно и скучно. Палочками стучу перед собой, ощупывая тропу. От усталости покачивает. Попробовал включить третий глаз – чего-то не включается. Ни чего не видно. Испугал какого-то здорового козла. Он поднялся с тропы и легким прыжком нырнул в сторону и вверх. А может глюки это уже? За очередным поворотом вдалеке увидел два фонарика и вскоре их догнал. Пожилой трекер в сопровождении гида еле передвигал ноги. Может от усталости, может из-за плохой видимости. Зрелище печальное, двигались они со скоростью километр – полтора в час. То есть я-то вообще бодрячком?  Неожиданно. Сколько им еще тащиться? 
Через двадцать минут хода впереди послышался какой-то шорох. Я невольно насторожился. Крадусь, палочками нащупываю дорогу. Показался и скрылся за поворотом силуэт, большой и темный. Может медведь или обезьяна какая-нибудь? Прислушался. Встречный кто-то тоже крадется, значит боится. Это конечно добавляет оптимизма, но как-то не очень, взял бы да убежал, а он крадется. Может охотится? Сближаемся. Шевеленье камешков все слышнее, а видимость по-прежнему не позволяет идентифицировать встречный объект. Что ты за зверь? Если хищник – сброшу тебя с тропы вниз, другого выхода у меня нет. Вот тебе раз! Такой же безфонарный горемыка, как я. Тоже идет без фонарика и тоже палочками дорогу щупает - скребется. Мы от радости и облегчения (что мы не медведи) чуть обниматься не бросились. Обхлопали друг друга по плечам, как смогли пообщались. Куда, откуда, сколько идти еще? Взаимное чувство сопереживания, объединяет и облегчает понимание. Мне-то хорошо, минут десть осталось, а этому бедолаге, который группу догоняет еще прилично топать.  Пожелали удачи и разошлись. Вскоре показались огни Намче. Дошел. Ну не дошел еще, но почти. Попались навстречу шерпы, спросили,  видел ли я европейца с гидом и как давно. Побежали на помощь.
Зашел в городок. Узнать его не могу. Ночью он какой-то другой. Все другое. И самое главное, где же мой лодж? Сходил в одну сторону, потом в другую. Бродил минут тридцать. Встретил того медленного трекера. Он безжизненно висел на спине одного из носильщиков, видимо полностью обессилев. А носильщик чуть не вприпрыжку бодро вышагивал по дорожке, неся его к теплу и свету. Сопровождающие портеры  светили фонариками и весело о чем-то болтали. 
Я отследил свои переживания: первое – успею ли на ужин; второе – если на ужин не успею, то нальют ли мне хоть кипяточка; третье – пустят ли меня вообще в лодж. Пару часов я шел и не видел куда ступаю, а яков по этой тропе ходит предостаточно, поэтому, боюсь, обувь моя имеет характерный запах, а про вид лучше даже не думать.
Ура! Нашел! Вот мой лодж! Когда я ввалился в теплое помещение обеденного зала, к общей моей радости добавилась кружка чая на домашних травках с ягодками. Чай налили Дима и Валера – украинцы, которые спустились сюда вчера. Хорошо, просто замечательно. Сейчас съем  самый вкусный и питательный суп – шерпа стью с чесноком, выпью литр или два горячей воды с лимоном и буду абсолютно счастлив. 
Дима заболел, Валера товарища не бросил и спустился вместе с ним. Поступок. Сейчас  Дима регулярно донимает жену по телефону. Он  застраховался сам и застраховал своих товарищей в ее страховой компании и непременно хочет, чтобы за нами прислали вертолет: «Я тебе дорог? Ты понимаешь, что с высотой не шутят? Давай, ты сможешь».  Всю ночь через стенку с периодичностью в час – полтора я слышал половинку одного и того же диалога, который к утру дал результат. Мужики улетели в Катманду. Я же решил остаться и поболеть здесь, в Намче. После завтрака побродил по рынку, купил лекарств, позвонил домой и на работу. К обеду на Намче села туча. С 15-00 пошел снег, и к вечеру Намче засыпало, он весь стал белый. Стемнело. В обеденный зал ввалились москвичи Олег, его брат Коля и подруга Олеся. После тяжелого перехода, отягощенного плохой видимостью, снегом и холодом, Олег на радостях буквально обнял хозяйку. У Олеси на высоте зашалило сердце. Парни сперва оставили ее в Дингбоче, потом решили, что это не по-мужски, вернулись за Олесей и стали спускаться. А снег все идет, похоже, погода стала не только не лётная, но и не пешеходная, во всяком случае, для моих «безгриповых» кроссовок. 



С утра на синем небе появилось яркое солнышко. Все закапало и потекло. У Москвичей все славно складывается: нет билетов из Луклы, и их до обеда забирает вертолет из Намче.  Я думал, что заберусь в спальник, буду лежать, читать и пить hot water. Но как-то опять все так сложилось, что иду я в Khumjung на 3800, смотреть достопримечательности. На входе в городок, а вход, как и сам город, открывается для идущего совершенно неожиданно - ступа, ворота с мандалами на потолке и длиннющая стенка из каменных, тесаных табличек с витиеватыми буквами мантр. Эта стена, такой же длины, как и футбольное поле, которое расположено справа. За полем школа, а за ней огородики с домиками, лесенкой разбегающиеся вправо и влево. Все напоминает, какой-то игрушечный городок. Может потому, что все элементы конструирования одинаковые. Все заборчики из одинаковых булыжников, а все домики из одинакового серого, рубленого камня, окна выкрашены в одинаковый цвет, все крыши зеленые. Разница только в форме участков, и что примечательно, она абсолютно не правильная. Ни одной прямой линии. Дороги, а здесь тропинки, как у наших садоводов: одна очередь – одна дорога, соединений между очередями нет. Так и здесь, только горный рельеф   дает больше наглядности. Ищу местный храм. Долго шел в одну сторону, перешел на тропу повыше, и теперь иду в другую. Вдруг вижу храм почти под собой – эх, зря протопал лишние двадцать минут. Хорошо, что нашел – вот он, но как до него дойти, он ведь на параллельной тропинке. Логика местных лабиринтов ломает голову, а все ошибки вынуждены исправлять ноги.
Больше всех природных и архитектурных красот меня восхищают местные дети. Им еще не запретили разговаривать со взрослыми, и они со свойственной им непосредственностью вступают в контакт. Тормозят тебя, дарят цветочки, спрашивают как дела, или просто что-нибудь хотят получить, например конфету. Мне кажется, что дети обращаются ко мне, как  из параллельного мира. Например: я первый день на тропе, я в диком восторге, я приветствую окружающую природу, и вдруг выкатывается малышка четырех лет и протягивает цветочек. Или вот другой: я подхожу к Лукле (это будет завершающий день, он настанет позже), я закончил маршрут, и шкет, играющий в бадминтон, опускает ракетку, поворачивается и подставляет мне ладошку для хлопка. Какого? Если в том, что сегодня на выходе из Намче детишки бросали своих мамаш и останавливали меня, обнимая мои палки, тоже будет смысл, я всерьез задумаюсь, как мне в дальнейшем принимать решения.
Возвращаюсь в Кумджунг. От бодрости, с которой я начал сегодняшний поход не осталось и следа. Меня здорово сплющило, я не выздоровел. Я снова ушел в коматоз, отключив все функции, кроме двигательной. И шагаю, шагаю, шагаю. Немного оживился, понаблюдав за начавшимся в Кумджунге футбольным матчем, но сплошные нарушения и остановки вскоре опять меня сплющили, и я двинулся к дому. Дополз и упал на кровать. Надо есть. Тащусь на ужин. Поел свой любимый шерпа стью. Лучше. Меня высмеял толстый немец, говорящий, кроме своего родного языка, еще на английском и французском. Я  понимаю и французский из школы, и английский самоученный, и даже немецкий немножко, на котором со мной пробовал говорить папа, а сказать ни чего не могу. Как-то не осталось у меня на языки времени - работа, друзья, сноуборд, серф, семья. Я не в обиде, мой выбор меня радует.



Ого-го! Первая ночь, когда я сплю. Может быть это трудно представить, но это такое счастье! 
Утро. Я не успеваю догнать своих на маршруте. Собрал два рюкзака, для себя и портера, позавтракал, обменялся парой фраз с немцами и побежал на базар за подарками домочадцам. Мы вышли из Намче в 10-00. Как хорошо, здоровье позволяет воспринимать окружающую красоту. Мой портер бодро шагает впереди, а я бодро шагаю за ним. Сегодня я больше не буду говорить встречным hi или hello. Я твердо знаю, что людям, идущим наверх нужно русское «Здравствуйте». Через три часа мой портер не вытерпел и сказал, что в Непале нужно говорить «Намастэ».  Божественное во мне приветствует божественное в тебе – звучит прекрасно, но здоровье нужнее. Мы зашли в праздник (фестиваль какой-то начался). Везде музыка, везде дети, которые танцуют, поют и дарят всем цветочки. Да, еще они ни кого не пропускают, пока им денежку на поднос не положат. Мой обедневший шерпа  выкладывает денежку на каждом блокпосте детского празднества. Я тоже, но поверьте мне - это кайфно до невозможности. Дети не ожидают, что ты идешь к ним уже с денежкой в руке, и ее не нужно выбивать. Они кидаются тебе навстречу, втыкают в тебя цветы, танцуют и поют, а их захмелевший отец складывает ладони на груди и кланяется с приветствием: «Намастэ». «Божественное во мне приветствует божественное в тебе. Намастэ» - отвечаю я. Мой шерпа пробовал схитрить и проскочить пока встречные портеры оплачивали веселье, но от детей не уйдешь. Четверо тараканов  повисли на нем, увеличив нагрузку втрое  и он, осознав бессмысленность трепыханий, в очередной раз с улыбкой полез за кошельком. 
Ну вот и дошли до Луклы. Здесь вообще не пройти, вся улица заполнена людьми. Мой, уже ставший другом спутник, предъявил мне записку, по которой я ему оказался должен 2200 рупий. Неожиданно.  Я с посредником уже рассчитался. Борьба дружбы и справедливости  резюмировала – 300 Rs. Это у нас, отдыхающих, в душе праздник, а у них работа. Что поделаешь? Хитрят немного.
Расположился в номере. Чувствую, пол как-то ритмично подрагивает. Что такое? Пошел вниз, а там бар оказывается. Итальянцы смотрят футбол, японцы бьются в бильярд, звучит музыка. Продул японцу две банки пива, поболтал с итальянцами, познакомился с москвичами и вышел на улицу. Здесь намечается концерт. Расставлены акустические системы, стоит барабанная установка и собирается народ. Самый главный горожанин произнес слова поздравлений, еще что-то, а потом, так же, как и дети в поселках достал поднос. Я не задумываясь, наверное уже по привычке, полез в кошелек. Надо признать, что благодарить они умеют. Со всеми почестями меня посвятили в великого помощника Непальского фестиваля и повязали белый шарф. Без всякой фальши. Так приятно. Началось представление. На улице уже темно, и кусочек улицы, где разворачивается действие, подсвечен высунутыми в окошко фонарями. Три пары мальчиков и девочек в национальных костюмах исполнили танец семейного благополучия. Так я понял потому, кто кого куда ведет, как поддерживает и вдохновляет на великие подвиги. Я чуть не прослезился, так это было красиво. Видимо волну переживаний поймал не я один, поскольку все примолкли и задумались. А потом началось: барабанщик начал разминку, от которой уже можно было  прыгать через Эверест. Подключилась бас-гитара и … Нет не «и». Сначала прочли имена спонсоров. На словах - «Alexander from Russia» я запрыгал, замахал руками и заорал: «Чуваки, зажжем!» Москвичи в ответ заорали: «Зажжем!»  Вот теперь: «…и началось». Барабанщик  жег. Разноцветные люди перемешались: бородатые альпинисты с облезлыми носами, загорелые непальцы – все весело орали и скакали под музыку. Потом, правда, лопнул барабан, но я его починил и  веселье продолжилось.

Погода в Лукле прекрасная. Я встал пораньше, собрал вещи на случай, если удастся улететь. А то мне вчера раз двадцать повторили, что гарантии вылета на сегодня нет. После завтрака пошел прогуляться. Забрел на местный рынок. Всё, как везде: петухи, курицы, яйца, крупы, фрукты и одежонка разная. Дети с портфельчиками бегут в школу, яки, портеры, туристы, ни какого наземного транспорта. Одна улица длиной в десять минут - вот и вся Лукла. Один я отсюда начал маршрут, один я его и закончил. Это ничего, что не поднялся на Айленд-пик. У меня же никогда все сразу не получалось: начал сноубордом заниматься – ногу сломал, на виндсерфинге – ребро. Так что здесь вообще легко отделался.
Часа в три вылетел. Прилетел в переполненный  автомобилями Катманду. Выбрал почему-то самого убогого таксиста, который, кстати сказать, совсем не страдал скромностью, и смело просил чаевые, несмотря на то, что мы еле тащились, всем мешались, тарахтели  и дымили, как доисторический паровоз. В гостинице тоже с номером пытались надуть. Не обидно, просто как-то обыденно, не волшебно. Надо перестраиваться, пылающее сердце закутать поглубже,  играть роль тупого туриста и главное, перестать постоянно улыбаться. 
В номере встретил здоровенного, сантиметров в десять без усов, таракана. Вспомнил Корнея Ивановича. На воробья надежды никакой. Немного поколебавшись, заколбасил усача.



Утром взял большую карту Катманду и поехал все осматривать. Улицы еще не заполнились транспортом и людьми. Беспризорники вылезают из полипропиленовых мешков, убирают картонные коробки  и подметают место своего ночлега. Торговцы открывают свои лавки. Сперва, конечно в храм на гору обезьян, там хорошо. Оказалось, что еще и полезно. Часик помедитировал и забыл про насморк насовсем. Съездил в Durbar squer и в королевский дворец. В честь фестиваля открыли все двери и разрешали ходить внутри. Хожу. Здесь король работал, здесь король отдыхал, вот его золотой револьвер, а вот его два ружья. Вот фотографии короля: здесь он на переговорах в Египте, а вот он в светлом кашемировом пальто убил тигра, а здесь оленя и снежного барса. Лицо короля доброе, располагающее. Удивительно, раньше победа над хищником олицетворяла отвагу и мужество, а сейчас эти трофеи рейтинг Его величеству не прибавили бы. Я побродил по старой части. Везде предусмотрены маленькие неприметные комнатки, чтобы можно было следить за всем и всеми. Во дворе по периметру стен рисунки сражений и побед божества над демоном. Святой всегда большой и улыбающийся, а демон маленький и злой. Только в одном месте, когда святой был еще ребенком, он был маленький и рвал пасти большущим цапле и слону, они тоже были демонами. Интересно, эволюционирует  Бог или только религии?
На площади множество гидов, и легальных и так, бомбил по-нашему. Мешаются конечно: «Без гида нельзя, я Вам  покажу, что никто не покажет, мне надо кормить семью и так далее». Подходит девчонка:
- Меня зовут Вика, я рисую хной. А ты?
- А я Александр, приехал из России.
- Не могу заработать на хлеб.
- На, держи сникерс.
- Ух ты! Спасибо. А деньги есть?

Съездил к большой ступе (Buddhanat Stupa). Красиво, душевно, есть даже специальные деревянные лежаки. Одни на них молятся, другие отдыхают. Обошел ступу три раза (так положено, чтобы желание сбылось) и свернул в глухой проулок. Зашел в неприметную кафешку, поел, да поболтал с хозяином. Он меня учил делать момо – это как пельмени, только на пару. А я рассказывал, как варить борщ. 



С утра понял, что напрасно я ослушался Юру и прекратил ромовую профилактику. Достал таблетки, порылся. Ни чего подходящего. Одна коробка только без инструкции. Методом исключения определил, что она и есть от живота. Съел таблетку и поехал вновь по городу. Сегодня поеду в старый город и на смотровую площадку. Ехать далеко, но интересно. Город видно таким, какой он есть, а не каким тебе покажет его экскурсовод.  Видел коттедж, у которого вместо лужайки рисовое поле с водой. Подъехали. «Гиды» здесь чересчур агрессивные. Водитель мне даже сказал, что они меня одного не пустят. Посмотрим. Вышел из машины. Та же песня. Обнял за плечи самого бойкого и повел его с собой. «Веди. Рассказывай, показывай. Рупии? Сейчас. Говори только по-русски. По-французски? Je ne comprendre pas. По-английски? I don’t understand. Не, по-немецки тоже nicht verstanden». Всё. Так я и гуляю один. Мутит, конечно жестко, видно с таблеткой не угадал. Но город завораживает. Как будто оказываешься в пятнадцатом веке. Когда я запутался с картой и ушел с туристического маршрута, ощущение средневековья стало до невозможности реалистичным. Мне не встречаются больше цивилизованные туристы. Я иду по узкой, темной булыжной улочке. В ветхих домах, тянущихся по обеим сторонам улицы, оконные проемы с черными деревянными решетками жалюзи, стекла не предусмотрены.  Лицевая стена первого этажа отсутствует, там располагается или лавка, или мастерская. Старик с усталыми глазами клепает старый медный таз такими орудиями труда, которые я видел только в учебнике истории. Девушка моет волосы прямо здесь, скраешку, у сточной канавы.  Редко навстречу попадаются местные в темной потрепанной одежде, чаще всего босиком. Вышел к искусственному пруду. Он зеленый, дурно пахнущий с кишащими в нем карпами. Их ни кто не ловит и не ест. Появились следы цивилизации – дети, играющие в бадминтон. Я развернул карту, попытался сориентироваться на местности. Оказалось, что подобных прудов в городе с десяток. Да ладно, пойду, куда-нибудь выйду. Бхактапур упоминается  историей с начала 8 века. С 12 по 15 века он был столицей Непала. Имеет форму летящего голубя и дает убежище 100 000 человек. Здесь проживают преимущественно крестьяне и ремесленники. По вероисповеданию делятся на буддистов и индуистов. В городе много храмов, пагод, монастырей 15 – 17 веков. Город считается живым музеем навари культуры. Время здесь проводить сплошное наслаждение. Можно подняться на верхний этаж какого-нибудь буддистского тэмпла, сесть на веранде, смотреть на средневековую площадь, пагоды; пить чай и дышать историей. 
Я еду дальше на смотровую площадку (Nagarkot). Дорожный серпантин поднялся вверх на гору.  Дальше пешком по тропинке среди всё тех же рододендронов. Здесь собирается молодежь, сюда приезжают влюбленные, здесь сидят у костра чуваки - стучат в барабаны и играют на гитаре. Вниз зелеными ступеньками спускаются огороды, а дальше сизая долина и  череда белых острых вершин. 
Вернулся к отелю измученный. Ну ладно, раз таблетки не действуют, значит буду следовать наставлениям Юры. Купил бутылёк рома 250 грамм и выпил. О, чудодейственный бальзам, благодарю тебя! После безуспешной восьмичасовой борьбы моего организма с местной кишечной инфекцией, ты спас меня. Жуткая армия революционеров и возмутителей спокойствия моего желудка полегла! Ура!

Сегодня из Луклы прилетели наши. Усталые, немного больные, но с счастливыми лицами и просветленными взглядами. У нас запланировано еще одно мероприятие. Мы едем в национальный парк Читван. Дорога долгая, но мы попиваем ром и веселимся. С Димой завели интересную беседу про теорию относительности, искривления пространства-времени и прочие интересные штуки. С Димой мне повезло, он с физикой на ты, очень интересный и деликатный собеседник. Дама Наташа, заняла роль болельщика в нашем споре. Болеет за Диму. Мне, похоже, не может простить яичницу. Она так искренне радуется, когда я получаю контраргумент, что подпрыгивает на месте, потирает ладони и даже тихонько повизгивает. Может я ещё её чем-то задел? Не умею с дамами общаться, такт тут нужен особенный и английский, чтоб меню читать.

В Читване зелено и тепло. В неспешной реке валяются крокодилы. Мы сели на слонов и поехали в джунгли. Слон, несмотря на свою неспешность, передвигается очень быстро, легко преодолевает разнообразные  рельефные преграды и реку вброд, крокодилов не боится. Мы с ним, естественно, тоже. Звери не разбегаются и подпускают нас к себе очень близко. Олени, буйволы, попугаи, поросята и даже носороги. После травоядных нас повели смотреть хищников. Мы спешились и тихо пошли искать тигров. К немалой нашей радости мы их не нашли.
Вечером пели песни. Юра пел свои, Алексей-Баба (баба – это значит мудрый) тоже . Заслушаешься. Когда почти все разошлись, и остались только Алексей-Баба и Алла, я  тоже спел песню, свою единственную - про сёрфера. Так, поржать. Я ее и песней-то не считаю. Собираю, как чукча, все свои приключения, и ору с надрывом под жесткий бой. Про то, как в гонках на полусогнутых ногах скачешь по волнам ништяк; про то, как ноги отстегиваются от усталости, а еще впереди фордак; про то, как парусом накрыло, а нога в петле; про то, как хочется дышать, помогите мне, ну и все в таком духе. Даже текста постоянного нет. Но Алле с Алексеем почему-то понравилось. И в Дели, в аэропорту, где куча людей они ко мне пристали спой да спой. И остальных еще подначивают: «такая интересная песня про сёрфера». Я, конечно, отбивался, как мог, говорил, что ерунда, что не заслуживает внимания, что аэропорт кругом, но девять человек с вискарем внутри… Взял я гитару, встал, оглядел безмятежных пассажиров, закрыл глаза, чтоб не видеть этого кошмара и заорал. Что делать, такая песня – тихо не поется. Отзвучал последний аккорд, сёрфер мой рвется вдаль, а я медленно с опаской открываю глаза. Юра же не знал, что это песня-кричалка, он медленно, со свойственной ему толерантностью, гасит шторм внутри и приходит в себя. Алла с Алексеем улыбаются, довольнёхонькие своей проделкой. Мальчишка – индус вытянул руку большим пальцем вверх. Ну, хоть кому-то понравилось. Решили выпить еще.

Много спето и написано про грусть расставаний. И всё по-разному и всё об одном. Встретились десять разных незнакомых людей, сходили в горы. Души их открылись, прикипели. Расставаться тяжело, у Аллы на глазах слезы. 
Пройдет месяц, перестанут болеть ноги, и тело забудет этот поход.
Пройдут годы, произойдут другие события, и голова тоже забудет этот поход.
Память души вечна, она не забудет этот поход и Вас, мои друзья.
За горы – открыватели душ человеческих!



Подробная информация про восхождение на текущий год:

Подробную информацию о планируемых УВК сборах и восхождениях на текущий год всегда можно найти в разделе Планы.

Отчеты со сборов, экспедиций и восхождений прошлых лет всегда можно найти в разделе "Отчеты" на сайте.

Фотографии горных районов, вершин, альплагерей - в разделе "Фотоальбом" на сайте либо в более высоком разрешении и качестве в группе Уральского выскогорного клуба Горец Вконтакте.